"Карелия", №37 от 15 мая 2014 г.
Александр Соколов (Фото С. Хохлова)
– Александр Иванович, почему именно весна считается периодом лесовосстановительных работ?
– Если семена лесных культур посеять осенью, то многим из этих семян не удастся пережить зиму. И лесовосстановительная работа оказывается малопродуктивной. Весной же природа оживает. Оптимальным сроком лесопосадочных работ считается ранняя весна. Впрочем, на легких почвах лесные посадки можно проводить и осенью.
– Есть ли какие-то особенности у нынешнего сезона лесовосстановительных работ?
– Этот вопрос, конечно, лучше бы адресовать производственникам… Известно о проблеме с семенами. Во-первых, урожай семян был низкий. Во-вторых, дает сбои система сбора… Раньше-то как было. Обязанность по заготовке семян была возложена на лесхозы. Люди сдавали шишки, лесничества оплачивали эту работу. Теперь этим должны заниматься арендаторы лесов. Точную цифру не назову, но на всю республику к весне собрано около трехсот килограммов семян. Этого недостаточно, и арендаторам придется покупать семена на стороне. По пяти тысяч рублей за килограмм. Семена недешево стоят. При этом нарушается генофонд хвойных пород, в то время когда мы говорим о необходимости его сохранения.
С сеянцами тоже проблема. К началу перестройки Петрозаводский лесхоз выращивал до семи миллионов сеянцев с закрытой корневой системой. Карелия в тот период выращивала, наверное, таких сеянцев больше, чем вся остальная Россия. Для этого были построены тепличные комплексы, самый большой из них – в Вилге. Поскольку при посеве семян в открытом грунте идут их большие потери, выращивать в сеянцы в теплице оказывалось предпочтительнее. Сейчас теплицы в Вилге нуждается в реконструкции, поля зарастают сорняками, почвенные обследования там не проводятся…
– А кто проконтролирует, что арендаторы приобрели семена, сеянцы и занимаются лесовосстановлением?
– В договорах аренды имеются соответствующие пункты, их арендаторы обязаны
выполнять, а соответствующие государственные структуры – контролировать исполнение. Большинство договоров заключено на 49 лет, на максимальный срок. И деньги арендаторам нужно вкладывать все эти годы. Мало произвести посадки, нужен дальнейший систематический уход… А это опять – затраты, налоги… Проблема в том, что и за 49 лет дерево не вырастишь и не воспользуешься плодами своих лесовосстановительных трудов. Лишнюю работу никому делать не интересно. И нет гарантии, что аренда этих лесов будет продлена.
– Получается, что одна из особенностей лесовосстановления упирается в совесть предпринимателей и контроль их деятельности. Достаточен ли, на ваш взгляд, этот контроль?
– Конечно, недостаточен. Раньше практической лесохозяйственной деятельностью занимались лесничие. Они отвечали за вверенную территорию. Теперь у чиновников, призванных осуществлять контроль, в основном, бумажная работа. С преобразованием министерства лесного хозяйства в министерство по природопользованию и экологии круг ответственности расширился, и бумаг стало писаться больше. Отчитываются арендаторы, отчитывается министерство… На бумаге получается порядок.
– За что отчитываются?
– За объемы, за виды выполненных работ, но не за их качество и повышение продуктивности насаждений. Главное ведь достойный результат! Его можно получить и с меньшими затратами, способствуя, например, естественному лесовозобновлению, в чем-то помогая природе, не забывая при этом прописные истины. Так, нередко еще практикуются посевы ели, но руководства по лесовосстановлению не рекомендуют производить такие посевы. Это бесполезная работа. На плодородных почвах всходы ели быстро заглушает травяная растительность. Ель предпочтительнее высаживать сеянцами, а еще лучше крупномерными саженцами.
– А сосну?
– Сосна не так требовательна к почвам, как ель. Впрочем, и здесь предпочтительнее высаживать стандартные сеянцы с закрытой корневой системой. Этот метод в последнее время стали активно развивать. Проблема в другом. Продуктивные сосняки вырублены, в лесфонде много низкобонитетных древостоев. А семена сосны следует заготавливать в лучших древостоях, чтобы хорошую наследственность сохранить и приумножить. В свое время, больше сорока лет назад, под Петрозаводском и Олонцом были созданы лесосеменные плантации сосны. Сегодня, чтобы на них собрать шишки с высоких деревьев, нужна специальная техника. В той же Финляндии имеются трактора типа «Беларусь» со стрелой и люлькой с дистанционным управлением для сборщика… У нас ничего подобного нет. В принципе, семян с плантаций, если бы они нормально функционировали, хватило бы на все тепличные комплексы республики.
– Кто-то за этими плантациями следит?
– Раньше в Карелии существовал селекционно-семеноводческий центр. На смену ему пришел филиал Санкт-Петербургского центра лесозащиты, который непосредственно лесным семеноводством не занимается. С этого года содержание лесосеменных плантаций вообще передано в ведение субъектов федерации. И как будут выделаться на это деньги, пока непонятно.
– Березовые вырубки тоже подлежат лесовосстановлению?
– В качестве положительного примера приведу Финляндию, где березу ценят. Из нее производят бумагу, фанеру… Там березу принято высаживать на бывших сельхозугодьях, где хвойные породы часто поражаются корневыми гнилями. У нас березой специально не занимаются. Ее и так везде много растет. Возможно, отношение к березе изменится, когда в Кондопоге и Сегеже ее тоже станут использовать для производства целлюлозы и бумаги.
– Чем занимается ваша лаборатория?
– Одним из направлений наших исследований является разработка и обоснование технологий ускоренного выращивании сосны и ели. Эта тема приобретает особое значение, поскольку проблема с сырьем в республике обостряется. Так, отсутствие достаточной лесосырьевой базы во многом обусловливает кризис бумагоделательной отрасли. Казалось бы все для успешного ведения дела имеется – и мощные лесозаготовительные комплексы, и техникой современной они обеспечены… А уровень заготовки леса сохраняется на уровне середины прошлого века.
– Лесной фонд истощился?
– Конечно. Вырублено уже все, что было возможно. Причем арендатор своего не упустит – берет то, что получше. Остается лес на избыточно-увлажненных землях, на болотах. Запасы древесины там невелики, а затрат много. Однако это около 40% спелых перестойных хвойных древостоев, которые никто рубить не хочет. А в расчетную лесосеку эти древостои входят. Получается, что лес как бы есть, но заготавливать его затратно. И если этот лес все-таки вырубить, то как его потом восстанавливать? Нужна дорогостоящая гидротехническая лесомелиорация, но на нее средств нет.
Для решения задачи восстановления ресурсного потенциала, на наш взгляд, нужно развивать плантационное выращивание лесных культур. Но в условиях Карелии технологии, разработанные для других регионов России, оказались малопригодны и слишком затратны. Наши опыты показали, что эти затраты можно существенно снизить, если выбирать соответствующие породам лесорастительные условия, исключить ряд дорогостоящих мероприятий и строго и своевременно выполнять лесоводственные требования по уходу за культурами. Уже через полвека в таких древостоях можно проводить рубки ухода, получая по 100-120 кубометров древесины с гектара, а остальное оставлять на доращивание на крупномерный пиловочник и балансы.
– К вашим рекомендациям по методам ускоренного выращивания хвойных культур прислушиваются?
– Бюджетная тема еще не завершена. Мы по ней должны все обосновать и отчитаться. Уже потом, по идее, должно начаться внедрение. Не факт, что на это найдутся деньги. Пять лет назад, когда предлагали министерству экономического развития заключить хозяйственный договор по выращиванию ели для Кондопоги, нам было заявлено, что поскольку это нужно Кондопоге, пусть она и финансирует проект. Но у ОАО «Кондопога» нет своего лесфонда. Республика должна думать, чтобы за предприятием такого профиля закрепить постоянный лесфонд. А для обеспечения экономической безопасности крупных предприятий, нужно вблизи их вести целевое выращивание леса.
– Выходит, ваши научные разработки не слишком востребованы, раз денег на их внедрение не оказывается. А ведь, казалось бы, недавняя реформа РАН была нацелена на востребованность науки, на повышение ее экспертной функции…
– На что нацелена реформа, я не знаю. Пришли к тому, что сегодня имеем деньги только на зарплату. Придумали систему грантов с обязательным софинансированием проектов со стороны партнеров. Но если грант на 50 миллионов, кто из партнеров, которые в большинстве своем едва концы с концами сводят, готов вложиться в проект в размере 10-20% от суммы гранта? Вот и получается, что тема бюджетная развивается, но нет гарантии, что результаты работы будут востребованы. Отсутствует даже экспедиционное финансирование. Впрочем, ездить в экспедиции все равно будем. И раньше не особо жировали. Больше ради идеи работали.
– Есть надежда, что что-то изменится к лучшему с эксплуатацией и восстановлением лесов Карелии?
– Видимо, к лучшему ситуация будет меняться тогда, когда в лесах рубить вообще станет нечего. Как это произошло ранее в Финляндии… Возвращаясь к карельским реалиям, хочу заметить, что нашей лабораторией создан достаточный задел по научной организации семеноводства, лесовосстановления, ухода за молодняками и кончая рубками промежуточного и главного пользования. И мы готовы оказывать помощь предприятиям лесного комплекса в работе по повышению продуктивности лесов Карелии.
Сергей Хохлов